Общеславянское слово сила, одно из самых употребительных в древнейших памятниках письменности((Цейтлин Р. М. Лексика старославянского языка. М., 1977, с. 38—39)), но nejasneho puvodu((Machek, с. 542—543.)), не имеет признаков, которые позволили бы считать его заимствованием или продуктом словотворчества переводчиков греческих церковных текстов. Это дает основание отнести его в праславянский лексический фонд. Отчетливо видна его фонетическая непохожесть на смысловые эквиваленты в языках неславянских, новых и древних (эта констатация должна иметь оговорку о нестрогом применении понятия эквивалентности, причина станет ясной из дальнейшего рассуждения).
«Что такое сила? Интуитивно мы чувствуем, что именно обозначается этим термином. Это понятие возникает из усилия, которое мы производим при толчке, броске или тяге, из того мускульного ощущения, которое сопровождает все эти действия. Но обобщение этих понятий выходит далеко за пределы столь простых примеров. Мы можем думать о силе, даже не воображая себе лошадь, тянущую повозку»((Эйнштейн А., Инфелъд Л. Эволюция физики. М., 1965, с. 13.)).
Возможно, что крылатый конь Пегас, на котором возносилась интуиция древних поэтов, получил имя от πηγος — 'сильный', а впоследствии и 'белый'((Chantraine, р. 894; Garzya A. Sull'accezione coloristica di alcuni termini greci. - Le Parole e le Idee, 1970/72, v. 12—14, c. 41—50.)). Этот диапазон разброса значений слова напоминает, что иногда «метод рассуждения, навязываемый интуицией, неверен и приводит к ложным идеям»((Эйнштейн А., Инфелъд Л. Указ, соч., с. 9.)).
Каждый этап естествознания не начинается с изгнания прежних терминов. Можно «использовать старые слова в традиционном смысле всякий раз, когда мы имеем дело с феноменами, которые не слишком далеки от повседневной жизни или от классической физики... Природа научила нас тому, что эти слова или понятия имеют только ограниченную сферу применимости. И когда мы выходим за пределы этой сферы, то в нашем распоряжении остаются довольно абстрактные понятия и математический язык, который может быть понят только специалистами, но не может быть недвусмысленно переведен на простые языки повседневной жизни»((Гейзенберг В. Развитие понятий в физике XX столетия. — Вопросы философии, 1975, № 1, с. 79.)). Эйнштейн подчеркивал, что, когда описывается явление, язык как система координат обнаруживает свою недостаточность((Bridgman P. W. Einsteins Theorien vom methodologischen Gesichtspunkt. — In: Albert Einstein als Philosoph und Naturforscher. Hrsg. von P. A. Schilpp. Stuttgart, 1955, S. 236.)).
Какие представления связывались со словом сила на древнейшем этапе его существования, от которого не осталось ничего того, что для естествоиспытателя восполняет недостаточность языка? Этому периоду история механики отводит ничтожно мало места. Но механика существовала и тогда! Постройка мегалитических сооружений означала целесообразное перемещение многотонных глыб неизвестным нам способом. Это — о количественной стороне явления, об умении суммировать физические возможности множества участников трудового процесса, рассчитывать величину и направление огромной суммарной силы. А точность натяжения тетивы лука была такой, что с дальнего расстояния стрела поражала малую цель. Не только человек умел соразмерять свое мускульное усилие и его потребное действие. На этом держится вся гармония животного мира — ошибающийся, неуклюжий расплачивается жизнью. Отличие человека — способность к мыслительным операциям, конструирующим орудия труда: подкладной каток, рычаг, клин, веревку, а также потребность в словах, обозначающих понятия, применяемые в этих мыслительных операциях. Наиболее общим понятием при конструировании орудий труда, понятием абсолютно необходимым, как раз и является то, что мы называем силой — славянским словом, которое в эпоху первой письменной фиксации соответствовало не менее чем десятку дифференцированных терминов греческого языка, изощренного натурфилософской традицией, литературной обработкой((В Киевских листках X в., являющихся переводом латинских молитв, сила соответствует термину virtus. О нем см.: Отте А. N. van. Virtus: een semantiese Studie. Utrecht, 1946; Lau D. Der lateinische Begriff labor. Munchen, 1975, S. 26-45, глава Das Verhaltnis zwischen labor und virtus.)). История естествознания начинает отсчет времени для абстрагированного понятия силы от папируса Гарриса 500 (XIX династия Египта, 1350—1200 гг.), где фигурирует nht — слово, обозначающее объективированную, персонифицированную и обожествленную силу((Jammer M. Kraft. — In: Historisches Worterbuch der Philosophie. Hrsg. von J. Ritterund K. Grander. Bd. 4. Basel — Stuttgart, 1976, S. 1177—1180.)). Эти признаки силы мало говорят о ней как о понятии физическом, употребляемом в инженерных расчетах. Скорее это категория религиозного мышления, а если так, то можно обратиться и к шумерологическому материалу, он древнее папируса Гарриса по меньшей мере на тысячелетие. Для истории архаических представлений о сущности языка небезынтересно, что шумеры считали средством проявления силы богов творческое слово: «Когда твое слово разразится по земле, растут деревья и травы»((Dijk J. van. Gott nach sumerischen Texten. — In: Reallexikon der Assyrio-logie, Bd. 3. Berlin, 1969, S. 534.)). Центральное понятие шумерской религии, те, интерпретируется как божественная сила, numinose Macht, хотя и с оговоркой: «предварительный перевод» (vorlSufige Ubersetzung)((Oberhuber K. Der numinose Begriff ME im Sumerischen. — Innsbrucker Beitrage zur Kulturwissenschaft, 1963, Sonderheft 17; Dijk J. van. Einige Bemerkungen zu sumerischen religionsgeschichtlichen Problemen. — Orientalistische Literaturzeitung, 1967, Jg. 62; Heft 5/6, Sp. 229—244; Fasciano D. Numen. Reflexions sur sa nature et son role. — Rivista di cultura classica e medioevale, 1971, v. 13, p. 3—32)).