Большой интерес представляет контекст, в котором находится Макошь в «Слове об идолах»:
«… тем же богам требу кладуть и творять и словеньскый язык: вилам и Мокошьи диве, Перуну, Хърсу…».
К сожалению, мы не можем решить вопрос о том, как понимать соседстве двух слов: «Мокошьи диве». Это может быть перечислением двух разных богинь — Макоши и Дивы (женской параллели Диву -Дыю), но с равным правом может быть и определением — Макошь-дива, т. е. Макошь-богиня.
Далее в этом источнике упоминается Геката и рядом с ней — вторично Макошь: жертвенной кровью мажють Екатию богыню, сию же деву творять, и Мокошь чтуть…
. Если в первом случае Макошь находилась в общем перечне славянских божеств, то здесь повторное нарочитое упоминание Макоши выглядит как пояснение греческой Гекаты-Екатии. Образ Гекаты проделал в античном мире сложную эволюцию от богини, повелевавшей всей Вселенной, до покровительницы человеческого благосостояния, дарующей удачу в делах и победу в состязаниях. В конце концов Геката стала восприниматься греками как мрачная богиня заклинаний и гаданий связанная с миром мёртвых. Какую ипостась этой богини имел в виду Григорий Богослов, сказать трудно. Он был начитанным и образованным писателем, хорошо знакомым с античной литературой, и мог выбрать для своего обличения и гесиодовскую космическую Гекату, и богиню успеха классической поры, но наиболее вероятно, что он бичевал кровавый культ Гекаты позднейшей фазы представлений о ней, когда она рисовалась людям окружённой «страшными и мрачными призраками», душами умерших и своими псами.
Добавить комментарий