Илья Муромец

Илья Муромец - главный богатырь русского народного эпоса. В дополнение сведений, сообщенных о нем в т. IV (стр. 150-153, ст. Богатыри), следует отметить, что лишь немногие былинные сюжеты с именем И. Муромца известны за пределами губерний Олонецкой, Архангельской и Сибири (Сборник Кирши Данилова и С. Гуляева). За пределами названных областей записаны доселе только немногие сюжеты:

В средних и южных частях Великороссии известны только былины без прикрепления И. Муромца к Киеву и кн. Владимиру, и наиболее популярны сюжеты, в которых играют роль разбойники (И. Муромец и разбойники) или казаки (И. Муромец на Соколе - корабле), что свидетельствует о популярности И. Муромца в среде вольнолюбивого населения, промышлявшего на Волге, Яике и входившего в состав казачества. Прозаические рассказы об И. Муромце, записанные в виде сказок в Великороссии, Малороссии, Белороссии и Сибири и перешедшие от русских крестьян к некоторым инородцам (финнам, латышам, чувашам, якутам), также не знают о киевских былинных отношениях И.Муромца, не упоминают кн. Владимира, заменяя его безымянным королем; содержат они почти исключительно похождения И. Муромца с Соловьем - разбойником, иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда И.Муромцу освобождение царевны от змея, которого не знают былины об И.Муромце.

Нередко встречается смешение И.Муромца с Ильей пророком. Смешение это произошло и на предполагаемой эпической родине И.Муромца, в представлениях крестьян с. Карачарова (близ г. Мурома), причем в рассказах этих крестьяне отношения И.Муромца к Киеву и кн. Владимиру вовсе не упоминается (см. М. Колосова «Заметки и языке и народной поэзии», 1877, стр. 309 и след.).

Исследование эпической биографии И.Муромца приводит к убеждению, что на имя этого популярного богатыря наслоилось много сказочных сюжетов. Имя И.Муромца не историческое, и попытки некоторых (Максимовича, Квашнина - Самарина) видеть в нем историческое лицо и даже определить век его жизни не выдерживают критики. Но на эпические подвиги И. Муромца налегло в течение веков столько исторических наслоений, в силу процесса историзации, известного в эволюции народных сказаний, что по справедливому замечанию О.Миллера, «неисторическое происхождение И.Муромца не мешает ему быль лицом несравненно более исторических, чем целое множество лиц в самом деле существовавших и даже оставивших некоторые следы в истории. Дело в том, что в идеальной личности И. Муромца вполне выразился исторический характер русского народа» (Галахов, «История русской словесности», I, стр. 101).

Разработка отдельных былинных сюжетов, связанных с именем И.Муромца, представляется в следующем виде:

1) молодость и исцеление - И. Муромец известен в былинах с постоянным эпитетем старого казака и во всех отдельных похождениях он действительно является человеком пожилым, а не юношей, как другие богатыри. Из потребности объяснить, почему И. Муромец уже не молодым совершал все свои подвиги, явилось сказание о нем, как и сидне, не проявлявшим своих сил до 30 лет. К имени И.Муромца прикрепился широко распространенный сказанных сюжет о богатырях - сиднях. Былинная обработка этого сюжета крайне слаба и очень редко встречается в репертуаре олонецких сказителей. Но сюжет этот распространен в сказках в прикреплении иногда к другим именам (Ивану-крестьянскому сыну; Осипу - прекрасному) и в легендах.

Параллели к исцелению И. Муромца питьем см. в кн. О. Миллера «И.Муромец» (стр. 169-180); в сказках Афанасьева (IV, 391, 436); соч. Ф.Буслаева «Русский богатырских эпос» (стр. 106); у Стасова «Вестник Европы» (1868, апр.); Халанского «Великорусские былины киевского цикла» (стр. 94); Южнославянские сказания о Кралевиче Марке» (стр. 66-75); Machal’a «O bohatyrskem epose slovanskem» (1894, стр. 151)

2) Столкновение И. Муромца с разбойниками и освобождение Чернигова. Эпический путь Ильи из Мурома через Брынские леса на Чернигов и далее Киев приблизительно совпадает с тем путем, которым в древности ездили из средней Руси в Киев (см. «Живая Старина», 1892, В. II, стр. 120). По выходе из Брынских лесов он встречается с нынешней речкой Смородиной (близ г. Карачева, в северной части Орловской губернии). На берегу р. находится старинное село Девятидубье, где старожилы указывают место расположения гнезда Соловья - разбойника - «Соловьев - перевоз» (см. Вс. Миллера, «Экскурсы в область русского народного эпоса», стр. 183). Путь И. Муромца был опасен и в древности, и в XVI-XVII вв. от многочисленных разбойничьих шаек, бродивших в Брынских лесах. Видя во всей былине о поездке И. Муромца в Киев отражение германского сказания о первой поездке Тетлейфа Датского (Thetleif der Dane), известного из Тидрек - саги, проф. Халанский проводит параллель между столкновением И.Муромца с разбойниками и первым проявлением богатырской силы Тетлейфа, который, совместно с отцом своим, избивает 12 разбойников, засевших со своим атаманом Инграмом в лесу Falstrwald («Южнославянские сказания о Марке Кралевиче», I, стр. 95).

Не представляя сходства в деталях, а только в общем мотиве, такое сопоставление не внушает доверия. В освобождении Чернигова, жители которого предлагают И. Муромцу остаться у них князем или воеводой, несомненно сказался отголосок древней связи Муромо - Рязанской земли с Северской и древнейшего черниговского прикрепления И. Муромца (см. «Экскурсы», стр. 186 и след.).

Вообще, вопрос о древнейшей эпической родине Ильи до сих пор не уяснен в достаточной степени. В связи с былинными отношениями Ильи к Чернигову и со старинными прозвищами И. Муромца (Murawlenin - у Кмиты Чернобыльского 1574 г., Morowlin - у Ляссоты, Murawitz - у Луиса де Кастильо и проч., о чем см. «Этнографическое Обозрение», III, 204, V, 248) высказано было предположение о древнейшем прикреплении И. Муромца к черниговскому городу Моровску (Моровийску) и к г. Карачеву (см. «Экскурсы», стр.181-190), предшествовавшем приурочению богатыря к Мурому и с. Карачарову. Но выдвинуты были и соображения в пользу исконности прикрепления Ильи к Мурому (см. «Этнографическое Обозрение», 1890, № 3 и «Живая Старина», 1892, вып. II, стр. 120). Замена Чернигова Себежем (г. Витебской губернии) в сказании об И. Муромце, известном в рукописях XVII и XVIII вв. (см. «Русские былины старой и новой записи», отд. I, стр. 1-11), объясняется историческими событиями, имевшие место при г. Себеже, построенном в начале XVI в., в период войн Москвы с Литвой. В народной памяти могло отложиться единственное крупное событие, совершившееся под стенами Себежа в 1536 г., когда его обступили 20.000 литовцев и поляков. Отбитые русскими и теснимые ими, они бросились бежать по льду Себежского озера. Лед не выдержал, и неприятели в значительном числе перетонули в озере. В ознаменование этого события правительница Елена велела поставить в г. Себеже церковь св. Троицы.

Известность Ильи в Белоросии в том же веке подтверждается свидетельством оршанского старосты Кмиты Чернобыльского (1574 г.), упоминающего Илью Моровленина и Соловья Будимировича.

3) Пленение Соловья-разбойника посвящены недавние исследования Вс. Миллера и Халанского. Первый, не отрицая историко - бытовых сторон этого похождения, указывал на литературные параллели в восточных сказаниях о Рустеме и в сказке об Еруслане Лазаревиче («Экскурсы», III, IV и VI). Халанский старается доказать, что все черты русской былины об И. Муромце и Соловье-разбойнике покрываются соответствующими чертами сказания Тидрек - саги о Тетлейфе (Марко - Кралевич, стр. 94-105) и приходит к заключению, что «занесенный в древне - суздальских эпос из северогерманских сказаний образа эпического героя (Тетлейфа) стал стимулом для самостоятельного русского творчества на народных началах, в результате давшего ценный поэтический образ народного богатыря, ценное произведение, проникнутое элементами русского языка, жизни и древней истории СВ и, стало быть, национальное» (там же, стр. 121).

4) И. Муромец и Идолище. Отказавшись от мифологической экзегезы этого подвига И. Муромца, проводимой им в книге об И. Муромце (760-763), О. Миллер видел впоследствии в этой былине особую отрасль былин о расправе с татарщиной (Галахов, «История русской словесности», т. I, стр. 93). Академик Веселовский («Южнорусские былины», т. I, стр. 53; II, стр. 341-381; «Разыскания» XVIII-XXIV, стр.147 след.), проводя параллель между былинами об И. Муромце и Идолище, Алеше и Тугарине, видим в личностях Идолища и Тугарина историческую подкладку и указывает на летописные сказания о половецких ханах Тугоркане и Боняке.

По мнению профессора Халанского, былины об И. Муромце и Идолище примыкают к летописным сказаниям о насилиях татарских послов, баскаков и др. и о расправе с ними ожесточенного населения, почему находим возможным, вместе с О. Миллером, отнести былину к разряду исторических песен татарской эпохи. Во всяком случае, современные исследователи не видят в Идолище начало языческого, которое усматривал в нем П. Бессонов («Песни Киреевского», IV заметка стр. 10 и след.).

5) И. Муромец и Калин - царь. Кроме отголосков исторических отношений русского народа к татарам, былина содержит два сказочные мотива - махание татарином и подкопы, приготовленные татарами для И. Муромца, - хорошо известные в персидских сказаниях о Рустеме. В виду сходства имени Калина с названием тюрского предводителя Калуна, которого убивает Рустем при обстоятельствах, сходных, высказано было предположение о восточном происхождении обоих сказочных мотивов, приставших к имени И. Муромца (см. «Экскурсы», стр. 75-77, 114-116).

6) Наиболее подробно в последнее десятилетие разработаны былины о бое И. Муромца с сыном. Академик Веселовский обратил внимание на специальное сходство и в некоторых частностях между былиной и немецкой песнью о бое Гильдебранда с его сыном Амбрандом и эпизодом Тидрек - саги, основанном на ниже немецком пересказе («Южные русские былины», Т. IV-XI, стр. 307-339).

Большие совпадения и в плане и в подробностях между былинами и персидскими (также кавказскими сказаниями и бое Рустема с Сохрабом (Зорабом) были установлены в наших «Экскурсах» (Т.V). Сходится сводится к следующим чертам: а) как на иранском, так в и в русском эпосе; отец, бьющийся с сыном, есть главная, центральная фигура народных сказаний; б) царевне, матери Сохраба, соответствует королевна или царевна, мать незаконного сына И. Муромца, прижитого им на стороне; в) наставления богатыря, покидающего женщину, на случай рождения ей сына или дочери и оставление в качестве приметы драгоценного камня, известны в иранской и русской версии; г) необыкновенно быстрый рост ребенка и возраст (12 лет), в котором он отправляется на подвиги, покинув мать и получив наставления от нее, сходны в обоих эпосах; д) отец получает весть о юном богатыре, находясь на заставе или на окраине государства; е) бою отца с сыном предшествует неудачная стычка с последним главного богатыря, второго по силе после Рустема - И. Муромца; ж) продолжительность боя, три вида оружия, борьба, опрокидывание отца сыном совпадают в русских и иранских сказаниях; з) отец, восстановил силы молитвой, побеждает сына. Трагическая развязка.

Ввиду таких совпадений и популярности сюжета о бое отца с сыном на Востоке (Кавказе, Средней Азии), становится вероятным восточное происхождение этого сюжета (см. также «Экскурсы», приложение 2-е).

7) В былине о трех поездках И. Муромца, в одной из которых он избежал козней коварной королевичны, находим обработанный в былинной форме широко распространенный сказочный сюжет. См. О. Миллер, «И. Муромец» (стр. 777-779); Rambaud «La Russie epique» (стр. 62); «Экскурсы» (стр. 107-110).

8) Враждебные отношение эпического князя Владимира к И.Муромцу представляют сходство с отношениями персидского эпического царя Кейкауса к Рустему. Типическим здесь является то, что национальный богатырь, подвергшись незаслуженной обиде от властителя, забывает, в виду опасности, грозящей отечеству, свою личную обиду, прощает унижающегося пред ним властителя и спасает государство («Экскурсы», стр. 14-17; 69-71).

9) В былинах о И.Муромце на Соколе-корабле, плавающему по Хвалынскому морю и наводящем страх на горских татар с калмыками, находят хранившиеся долго в казацкой среде воспоминание об Илейке, родом из Мурома, казаке, выступившем в роли самозванца (лже-Петра) в первое десятилетие XVII в. См. ст. Д. Иловайского «Богатырь казак И.Муромец, как историческое лицо» («Русский Архив», 1893, Т.II, стр. 33-58)


Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *